Анна Долгарева: Моя новая колонка для "Взгляда"

Моя новая колонка для "Взгляда".

Музыкант и иноагент Андрей Макаревич признался, что не донатит ВСУ. «Мне трудно сейчас будет сформулировать это. Но... Я не хочу, чтобы какая-нибудь ракета, собранная на мои деньги, упала на Москву и убила моего сына, например», - признался он в недавнем интервью.

Высказывание бывшего лидера «Машины времени» оказалось тем более неожиданным, что он стал одним из наиболее последовательных сторонников Украины еще с самого начала конфликта в 2014 году. Из относительно свежих его высказываний, например, - ирония над жителями Курской области: «У меня только один вопрос. А что же жители Курской области: может, вы не за того президента голосовали в своё время? Или поддерживали его не так хорошо? Это же война! Которую начала ваша страна, а в войне бывает "ответка", она прилетает...». Ну и новый альбом он закрыл от прослушивания в России и Белоруссии — не хочет «звучать для того большинства, которое сегодня поддерживает военную операцию».

В чем же дело? Почему Макаревич не хочет, чтобы ракеты падали на Москву? Неужели дело только в сыне?

Нет, конечно, не только.

Дело в том, что творец не может просто так взять, перерезать пуповину, связывающую его с важным эгрегором, питающим его творчество, и спокойно сочинять дальше. Вспомним эмигрантов Белого движения: искренне ненавидя все, что связано с Советским строем, они, тем не менее, питали трагическую любовь к России. Современный же эмигрант не может сказать, что любит Россию, даже с миллионом оговорок: его отменят в ту же минуту. Уж на что сдержанным было высказывание Макаревича, а и на его голову посыпались проклятия.

Макаревич, безусловно, творец, причем творчество его во многом растет из эгрегора позднего Советского Союза, периода лучших песен «Машины времени». В его песнях достаточно много социального, это не отстраненная лирика, то есть, то, что он поет, завязано на его родину. Которую он бросил и от которой многократно отрекся.

Тут я не буду вступать в дискуссию о ценности творчества Макаревича. Как по мне, он достаточно слабый автор, в отличие от другого рок-музыканта и иноагента Бориса Гребенщикова. Который, кстати, тоже в недавнем интервью упомянул о ностальгии по российским городам. Но в историю российской рок-музыки он себя, безусловно, вписал.

Так вот, если творец, отрекаясь, перерезает нить, связывающую его с важным для него эгрегором, его творчество становится значительно беднее. А когда этот эгрегор такой силы и значимости, как, извините, ни много, ни мало, Родина — от творчества вообще мало что остается. И последние альбомы что Макаревича, что того же Гребенщикова это, увы, показали.

Ну вот была у тебя Родина, а ты сам, своими руками, ее от себя отрезал. И ни любви (по крайней мере, такой, которую ты можешь признать), ни тоски, ни жалости не осталось. Пепелище одно. Можно уехать, но сохранить связь с Родиной — памятью, культурным контекстом, связями. И питаться от нее, она большая, она все простит. Даже если это не главный эгрегор, который питает твое творчество — все равно крупный. А ты отрезал ее от себя, все. И стал слабее. И поток, который твое творчество питает, он тоже стал слабее. И там, где ты раньше мог написать песню — получается полпесни. Не в смысле на середине куплет прервался, а в смысле художественной ценности.

Вряд ли они размышляют именно такими категориями и отдают себе в этом отчет. Конечно, эта попытка забросить мостик на ту сторону реки, мосты на которой сожжены давно и бесповоротно — это нечто интуитивное, вроде как положить платок, смоченный в холодной воде, на пылающий лоб.

Но это не сработает. Некоторые вещи можно сделать только раз в жизни. Отрезанную руку обратно не приставишь.

И тут, конечно, дело не в том, простят или не простят русские Макаревича. Он не ищет прощения россиян, это вполне очевидно. И не «переобулся в воздухе» в связи с успехами России на фронте, как радостно завизжали самые глупые из наших патриотов.

Это он потянулся неосознанно к той силе, которая у него раньше была и питала его песни.

А теперь у него этой силы нет.

Да и песен, в общем, больше нет.