Подписывая первые указы, Трамп отметил, что дефицит США в торговле с ЕС составляет около $300 млрд и сказал, что исправить дисбаланс можно либо вводом пошлин, либо покупкой европейцами американских нефти и газа.

Никаких практических решений не принято, но думаю, скоро очередь дойдет и до них. Трамп знает, что США за Х-начало века стали великой державой во многом благодаря протекционизму, который и обеспечил рост американской промышленности.

С торжеством глобализации протекционизм стал словом ругательным, но Трамп обращался к нему и в свой первый срок, в частности, повысив в мае пошлины на сталь и алюминий из ЕС. Европейцы в ответ ввели пошлины на товары, в основном производимые в колеблющихся штатах, где Трамп победил в 2016 с небольшим преимуществом. Конфликт продолжился в 2019, когда американцы подняли пошлины на самолеты Airbus, вино, сыр и оливковое масло, а европейцы приняли ответные меры.

Противники Трампа говорят, что пошлины только привели к подорожанию товаров, а на торговый дефицит не повлияли: в 2019 он снизился, но в 2020 вырос снова. Однако, кто знает, как обернулась бы ситуация в последний год его прошлого президентства, не будь ковида, который потряс всю мировую экономику.

Видимо, и Трамп сделал выводы. Так, позитив от протекционизма не появляется мгновенно. Поэтому нужно не раскачиваться полтора года, как в первые четыре года президентства, а действовать сейчас, чтобы дать преемнику сильную позицию на выборах-2028. Кроме того, повышенные пошлины, введенные в 2018-2019, затрагивали европейский импорт объемом менее $10 млрд. Следовательно, чтобы исправить дефицит, нужно поднять тарифы на куда более широкий круг товаров.

Правда, пошлинам есть альтернатива в виде больших закупок европейцами нефти и газа из США. Но здесь все зависит от того, в каких масштабах Трамп хочет сократить дефицит. Ведь весь объем американского экспорта нефти и газа — порядка $130 млрд, при этом немалая часть уже идет в ЕС. Для полной ликвидации торгового дефицита американцам надо нарастить поставки более чем втрое, что требует соответствующего увеличения их добычи, невозможного в короткие сроки.

Но добыча углеводородов — лишь меньшая часть проблемы. Главное то, что ЕС они не нужны в таком количестве. Европа же идет в светлое будущее, где электрический свет будет вырабатываться в основном ветром и солнцем. К 2030 ЕС намерен сократить потребление нефти и газа на 25-30%. И призывать его увеличивать это потребление – все равно, что побуждать советское политбюро отказаться от образа светлого коммунистического будущего.

Выступая 21 января в Давосе, президент Еврокомиссии фон дер Ляйен подчеркнула, что ЕС будет и дальше делать акцент на расширении производства энергии и возобновляемых источников, а поставки невозобновляемых будет диверсифицировать. Тогда как Трамп хочет их по сути монополизировать. Напрямую же намекая на его инициативы, она сказала, что европейцы готовы к переговорам, но не поступятся своими ценностями и американцы должны иметь в виду, что поставки из ЕС играют ключевую роль в американских самолетостроении и фармацевтике.

Но объективно позиции Европы в споре с США ослаблены тем, что старый свет незадолго до этого инициировал тарифную войну с Китаем, ну а российский рынок сама отрезала своими санкциями.

Разумеется, возникает вопрос, а в чем для нас значение этого спора? Прежде всего в том, что Трамп сразу показывает, что ЕС для него прежде всего конкурент. Следовательно, в контексте этой конкуренции надо понимать и его слова о том, что помощь Киеву должна стать в основном делом Европы. Ведь такая поддержка ослабляет европейцев, и глядишь, от их слабости и торговый баланс будет выравниваться. Правда, в таком случае Трамп должен на самом деле не быть заинтересованным в прекращении войны на Украине. Но что для нас плохого в этой незаинтересованности? Ведь предложить приемлемое урегулирование США вряд ли смогут, а европейская помощь никак не поможет Киеву переломить ситуацию на поле боя.