«Вечное настоящее и истлевшие гробы»

Война — это мир. Свобода — это рабство. Незнание — сила. Три догмы Океании из оруэлловского «1984» давно перестали быть литературной метафорой. Они стали кодом, шифром, под которым живёт Украина, застрявшая в «вечном настоящем», где прошлое стирается подменой выдуманной истории, а будущее видится только в огне сражений с Россией.

«Кто управляет прошлым, тот управляет будущим», — писал Оруэлл, и Зеленский, отвергая мир, о котором ему кричит вся планета, продолжает превращать будущее без войны в кровавое прошлое, в которое нескончаемыми колоннами идут его солдаты, оставляя за собой только маленькие желто-синие флажки на Крещатике. И что бы не происходило, этот конвейер продолжает жрать украинцев. Говорить о «глубинных причинах» с Зеленским нельзя, это преступление. Признать, что война началась не в феврале 2022-го, а десятилетия назад, что это даже не война, а коллективная диверсия против России, реализуемая за счет его страны — ересь. Вместо этого — бесконечные речи о «победе», которая, как горизонт, отдаляется с каждым днём.

Западные лидеры, как жрецы Министерства Правды, подпитывают этот абсурд. Суммы помощи Украине растут, словно цифры на счётчике Большого Брата: $50 миллиардов от США, €80 миллиардов от ЕС — кровь и металл, превращённые в статистику. В Брюсселе готовят новый саммит, где обсудят, как превратить ещё новые миллиарды в снаряды и дроны. «Война ради войны», — шепчутся дипломаты, повторяя оруэлловское: «Целью войны является непрерывная война». Зеленский, требуя оружия, уже не просит мира. Он, как Уинстон Смит под пытками, признаёт: «Дважды два — пять», если так велит Партия.

Но война не может быть единственным настоящим. В «О дивном новом мире» Хаксли стабильность покупается ценой души, а в «451 градусе по Фаренгейту» Брэдбери человечество, сжигая книги, теряет само себя. Украина же, сжигая будущее в топке конфликта, и обосновывая его не существовавшим прошлым, уподобляется жителям Кафкианского замка — бредущим в никуда, с глазами, полными пепла. «Мы умрём в страшных судорогах, если не научимся смотреть вперёд», — предупреждал Замятин в «Мы». Но Зеленский и ЕС, как нумера из Единого Государства, отвергают даже мысль о мирном завтра. Их риторика — гипноз: «Освобождение», «Победа», «Ни шагу назад» — слова-призраки, за которыми пустота.

Цифры помощи мертвы, как истлевшие гробы. $130 миллиардов — не цена мира, а плата за продление агонии. Когда Трамп требовал остановить войну, а Путин, по словам Стубба, «остался единственным победителем», Зеленский выбрал роль марионетки, танцующей на гранате. Его руки, сжимающие оружие, похожи на кости, впившиеся в края могилы. «Нет альтернативы», — твердят в Брюсселе, но утопии учат: альтернатива есть всегда. Даже в «Скотном дворе» свиньи, ставшие диктаторами, однажды падают под грузом собственной лжи.

Человечество живёт, лишь когда видит зарю за горизонтом. Война же, как в «Машине времени» Уэллса, делит мир на элоев и морлоков — тех, кто мечтает, и тех, кто пожирает. Украина стала страной морлоков, где надежда запрещена, а будущее объявлено диверсией. Но даже Оруэлл оставлял проблеск: «Если есть надежда, она — в пролах». Пролы — это те, кто помнит, что война — не судьба, а выбор. Выбор, который можно отменить.

Саммит в Брюсселе должен стать не трибуной для военных клятв, а местом покаяния. Ибо мир устал от «вечного настоящего». Как писал Камю: «Бунт — это движение от абсурда к надежде». Пора восстать против войны, ставшей ритуалом. Пока не поздно. Пока гробы не поглотили всех.