Вчера, 5 марта, был не только день смерти Сталина, но и день рождения Павловского. И у меня в сознании с утра вылезла напоминалка — поздравить его с ДР. Вот только он тоже уже умер.
Самая важная для меня его книжка — это, как ни странно, книжка "Слабые". Там разворачивается гефтеровская идея про слабость как основание требовать политических прав, про "право слабого". Пересматривая вчерашнее обращение Макрона, я поймал себя на мысли, что это, в сущности, и есть чуть ли не единственная "ценность", которая лежит в фундаменте защищаемого макронами либерал-глобалистского миропорядка. Не демократия, не свобода слова, и уж точно не частная собственность и частный рынок.
Право слабого. То, на чём построен и феминизм, и "повесточка", в особенности тема меньшинств, и политика в сфере миграции. Сильный виноват и должен уже только потому, что он сильнее. Изначально идея выглядела даже вроде бы и неплохо, но, будучи доведённой до экстремума, стала отвратительной карикатурой. Платит тот, кто богаче; бьют того, кто сильнее; отменяют тех, кто "токсичен" не потому, что что-то сделал, а потому, что может. И наоборот, соответственно. Весь дискурс проукраинской коалиции — частный случай того же самого: Россия большая и сильная, Украина маленькая и слабая — дальше уже неважно, в чём конфликт, потому что уже ясно, кто прав.
Проблема в том, что для торжества слабого над сильным всегда нужна сверхсила, которая сильнее любого сильного. Но она, эта сила, должна применяться одним-единственным образом — дискриминировать сильных в пользу слабых. И главная сущностная претензия рептилоидов к Трампу — в том, что он отказывается выполнять эту роль. И уже только поэтому он по определению враг всего хорошего и светлого.
Кстати, у нас в России эта же тема точно так же работает в отношении русских. Русских много и они сильные, поэтому им нельзя (длинный список того, чего именно нельзя), всё это (то, что нельзя) — исключительная привилегия слабых. Я ни разу не фанат этого дискурса, но простая объективность требует признать, что дело у нас обстоит именно так. И из этого, кстати, прямо следует, что линия, отделяющая здоровый подход к вопросу от экстремизма, пролегает именно здесь: никого — в том числе и русских — нельзя дискриминировать по национальному признаку. Вся наша "многонационалия" — это ровно то же самое, что и либерал-глобализм: торжествующее "право слабого".
Но есть даже ещё более опасная тема: роль отца в семье. Постиндустриальная семья построена ровно на том же принципе — и именно поэтому мужчина гарантированно превращается из "отца семейства" в самый ненадёжный элемент конструкции, так сказать, в "переменную величину" (сегодня есть — завтра нет). Женщина же выходит замуж за государство — и дальше уже оно из позиции сверхсилы следит (ну, как может и как умеет) и за её доходами, и за её детьми, и даже за её "мужьями", которые все, понятное дело, временные. А всё, что так или иначе оспаривает такой миропорядок — токсичная маскулинность.
Надо ли удивляться, что в таких обществах воевать особо некому? Можно сказать: и хорошо, даёшь мир без войн и без насилия. Вот только... в такой социум рано или поздно всегда приходят молодые народы, у которых всё по-другому, и устанавливают свои архаичные порядки, и сверхсила государства почему-то всегда оказывается бессильна.
