Речь Посполитая как почти идеальное государство. Кто придумал идею украинского мессианства

30 мая 1847 года закончилось следствие по делу Кирилло-Мефодиевского братства. Вскрывшиеся факты вызвали озабоченность правоохранителей – шеф жандармов граф Алексей Орлов констатировал, что "в Киеве и Малороссии славянофильство превращается в украйнофильство". Этот вывод следовал, в частности, из знакомства с главным документом мефодиевцев

Кирилло-Мефодиевское братство действительно было объединением малороссийских интеллектуалов не просто славянофильского толка, но попытавшегося обосновать необходимость независимости Украины во второй половине 1840-х годов.

В их программном документе братства утверждалось следующее:

"Лежит Украина в могиле, но не умерла. (…) Ибо голос Украины не умолкнул. Встанет Украина из своей могилы и опять воззовёт к братьям славянам, и восстанет Славянщина, и не останется ни царя, ни царевича, ни графа, ни герцога, ни сиятельства, ни превосходительства, ни пана, ни боярина, ни крестьянина, ни холопа ни в Великороссии, ни в Польше, ни в Украине, ни в Чехиию. (…) И Украина сделается независимою Речью Посполитою в союзе славянском".

Организаторами братства являлись преподаватель истории Киевского университета Николай Костомаров, служащий канцелярии генерал-губернатора Николай Гулак и выпускник Киевского университета Василий Белозерский. В кружке также числились Пантелеймон Кулиш, Тарас Шевченко, Николай Савич и другие.

Следствие показало, что в общей сложности в организацию входило 12 человек. Правда сами участники настаивали, что в их рядах насчитывалось около 100 человек.

Процитированное выше сочинение известно под названием "Закон Божий", или "Книга бытия украинского народа". Считается, что его автором является Костомаров. Хотя он сам говорил об использовании в качестве основы для написания этой программы "национального возрождения" произведения "Книги польского народа и польского пилигримства" известного польского литератора и публициста Адама Мицкевича.

Последний известен очень критичным отношением к Российской империи. Его жизнь окончилась в 1855 году в Константинополе, где он собирался сформировать польский легион для участия в войне европейско-османской коалиции против России.

Сам же труд Мицкевича, использованный Костомаровым, считается ярчайшим выражением идеи польского мессианства, которая, как видно, воодушевляла и основоположников украинского национального движения.

Так, Мицкевич пишет:

"И умертвили польский народ, и опустили в могилу. (…) Но народ польский не умер; тело его лежит во гробе, а душа его вышла из земли, то есть из жизни государственной и публичной, сошла в бездонное пекло — до домашней жизни людей, терпящих неволю в стране и вне страны своей. (…) А третьего дня душа вернётся к телу своему, и народ воскреснет из мёртвых и все народы Европы выведет из неволи. И два дня уже минули; один кончился с первым взятием Варшавы, другой кончился со вторым взятием Варшавы, а третий придёт и не закончится".

Тем самым, и поляки и украинцы предстают не только как народы-страдальцы, но и поводыри, способные указать путь к свободе другим нациям. Правда, у Мицкевича есть великодержавный замах на европейское лидерство, Костомаров же более скромен. В его построениях Украина – зачинатель освобождения "Славянщины".

Удивительно, но романтиков "национального возрождения" роднит и схожее отношение к историческому прошлому.

Мицкевич так описывает историю Речи Посполитой:

"Большой народ, Литва, соединился с Польшей, как мужчина с женой, две души в одном теле. А не было никогда раньше такого соединения народов. Но потом будет. Поскольку это объединение и бракосочетание Литвы с Польшей является образцом следующего объединения всех христианских людей во имя Веры и Вольности".

Не далеко от него ушёл и лидер кирилло-мефодиевцев. Костомаров пишет, что Украина, принадлежавшая Литве, "соединилась… с Польшею как сестра с сестрою, как единый народ славянский с другим народом славянским нераздельно и несмесимо, по образу ипостасей божественных нераздельных и несмесимых, так как некогда соединятся все народы славянские между собою. (…) И хотела Украина снова жить с Польшею по-братски, но Польша никаким образом не хотела отречься от своего панства".

Под таковым желанием нового воссоединения с Польшей очевидно подразумеваются попытки казачьей старшины прийти к компромиссу с польскими элитами в рамках Зборовского мира 1649 года и других аналогичных событий.

Вполне логично, что на таком фундаменте зиждется концепция международных отношений, основанная на немалых амбициях. Мицкевич очень образно высказал идею о том, что "верующие народы" – прежде всего поляки, ирландцы, бельгийцы и другие более добродетельны нежели французы, англичане и немцы. Эти "старшие европейские братья" хоть и более богаты, а также прославлены, чем "верующие", но менее лояльны к общим христианским ценностям.

Костомаров же выдвинул идею о неравенстве благодати. Таковой по его мнение было изначально лишены "жиды", а за тем божьей милости по разным причинам оказались недостойны "племена греческое, романское, немецкое". И только лишь славянское племя продолжает сохранять благодать.

При этом делалась заявка на приоритет украинского начала в славянской семье как лидера славянского освобождения. "Тогда скажут все народы, указывая на то место, где на карте будет нарисована Украина: "Вот камень, его же не брегоша зиждущий, той бысть во главу угла".

Безусловно, в сочинениях Мицкевича и Костомарова есть и серьёзные отличия. К примеру поляк воспевает древнеримско-христианский период истории Европы. Он возвышает императоров, помазанных как священников, для него христианская империя (Pax Christiana) очевидный идеал. В связи с этим формула о большей верности христианству его соотечественников приобретает политический подтекст, впрочем, как и пассаж о Польше как искупительнице для христианских народов.

Костомаров же осуждает любую монархию: "как бы ни был добродетельный человек, но если он станет властвовать самодержавно, то впадёт в порок". Вероятно, это объясняется негативным отношением к Российской империи, а значит и существовавшему в ней соединению верховных светской и церковной властей.

Сильно выделялись взгляды кирилло-мефодиевцев славянофильством. В других своих работах кружок развивал тему Славянского союза как совокупности отдельных республик "Речей Посполитых").

Тем не менее, как полагает кандидат философских наук Андрей Тесля, костомаровская "Книга бытия…" – текст, написанный "поверх" "Книги народа польского". Он использует ключевые образы и логику последнего, перерабатывая их в направлении большей секуляризации (например, "христианство" здесь лишено конфессиональной привязки, меньше уделяется внимания религиозной истории).

Так что идея украинского мессианства имеет вполне очевидные польские корни. И оно стало вполне реальным фактором международной политики, к примеру, после прихода к власти большевиков. Само назначение на должность главы правительства Украинской СССР одного из лидеров Коминтерна, этнического болгарина и румынского подданного Христиана Раковского означало активное использование украинского ресурса на дунайско-балканском направлении.

Руководство УССР во главе с Раковским считало в начале 1920-х Болгарию и Румынию, а также государства бывшей Австро-Венгрии сферой своего влияния. Харьков (столица УССР) активно вмешивался в деятельность местных компартий. Что даже вызывало протесты.

Большую активность проявлял Заграничный отдел КП(б) Украины ("Закордот"), являвшийся фактически спецслужбой. Его сотрудники спровоцировали Татарбунарское восстание крестьян в Бессарабии 1924 года.

Затем по мере централизации СССР и отказа от идеи мировой революции революционное миссионерство Киева сошло на нет. Но сегодня мы вновь видим, что стремление части украинцев "освободить Славянщину" также используется в чьих-то геополитических интересах.