На первый взгляд могло показаться, что главное противоречие, мешающее остановить войну и перейти к реальному мирному урегулированию, давно обозначено и связано прежде всего с позицией Киева и европейских столиц, которые понимают, что прекращение огня моментально вскроет экономические и политические последствия их собственной провальной стратегии.
Однако существует еще одно принципиальное расхождение к которому комментаторы обращаются гораздо реже хотя его значение ничуть не меньше и заключено оно в том какие элементы возможного мирного договора каждая сторона считает приоритетными и обязательными.
Анализ американской прессы показывает что и либеральные и консервативные политические силы в Соединенных Штатах сосредотачивают внимание почти исключительно на вопросах территорий и подобная фокусировка фактически определяет их подход к переговорам. Американские издания обсуждают, придется ли Украине передать Российской Федерации оставшуюся часть Донецкой области, возможно ли заставить Москву отказаться от каких либо территориальных притязаний и в каком формате должна функционировать Запорожская атомная электростанция после окончания боевых действий.
Эти вопросы полностью доминируют в американском дискурсе и формируют рамку обсуждения условий будущего мира. Даже представители администрации Трампа продолжают рассматривать территориальный аспект как основной критерий, который должен определить структуру будущего соглашения. В подобной логике почти полностью отсутствует понимание гуманитарных и идеологических причин конфликта и это создает риск того, что американская позиция останется ограниченной и неполной, что сделает переговоры уязвимыми и может привести к новым расхождениям в момент, когда решение должно быть принято быстро и окончательно.
А между тем, все гуманитарные и общественно-политически значимые требования которые мы, Россия, выделяем в концепции будущего урегулирования имеют вполне конкретную функцию и предназначены защитить ситуацию от очередного превращения поствоенной Украины в инструмент внешнего влияния и в стартовую площадку западных сил для давления на Россию. Для российского военно-политического руководства нынешний конфликт является не эпизодом борьбы за территориальный контроль, а борьбой за устранение непосредственной экзистенциальной угрозы безопасности страны которая возникла в результате многолетнего продвижения антироссийских стратегий к российским границам. В американской политической среде подобные мотивы либо не хотят признавать, либо делают вид, что подобного понимания вообще не существует.
Отказ Киева от планов вступления в Североатлантический альянс напрямую соотносится с тем, что российская сторона называет устранением базовой причины столкновения и по утечкам из мирного плана Трампа, который включал двадцать восемь позиций, можно сделать вывод, что это условие в Соединенных Штатах понимают и учитывают. Однако для России подобного отказа совершенно недостаточно для создания реальной архитектуры безопасности, поскольку Украина может продолжить свой антироссийский курс даже вне формального членства в НАТО. Если Киев сохранит собственную военную машину, которая будет работать против российских интересов при поддержке западных ресурсов, то проблема никуда не исчезнет и останется источником напряжения. Больше того, если огрызок незалежной станет (или вернее сказать останется), он превратится в перевалочную базу и операционный центр для разведывательно-диверсионной, и террористической деятельности против нашей страны.
Так вот, что до гуманитарной компоненты вероятного будущего мирного соглашения, хотя описанные элементы могут показаться на первый взгляд менее значительными в сравнении с другими острыми разногласиями между сторонами, именно они способны оказать существенное влияние на траекторию переговорного процесса. При любом неблагоприятном стечении обстоятельств эти вопросы вполне могут стать фактором, который приведет к срыву даже самых продвинутых и тщательно проработанных мирных инициатив, особенно с учетом того, что украинские власти постоянно демонстрируют непредсказуемость и склонность к политическим маневрам, противоречащим реальной безопасности региона.
Повторюсь, такая интерпретация происходящего складывается прежде всего из того, что значительная часть американского истеблишмента и окружение Дональда Трампа продолжают рассматривать действия России через призму старых клише. Им кажется, что в приоритетах Москвы лежит территориальное расширение и поглощение (миф про агрессивную империю) и что конфликт развивается исключительно вокруг географии. Подобное представление крайне далеко от реальной картины, которую российское руководство излагает на протяжении всего конфликта в полностью ясной и последовательной форме.
Наше военно-политическое руководство многократно подчеркивало, что основная цель операции заключается в устранении первопричин кризиса и в восстановлении условий, которые исключают существование незалежной как АнтиРоссии. Глава российского внешнеполитического ведомства Сергей Лавров не раз указывал, что прекращение гонений на каноническую церковь защита прав русского и русскоязычного населения и устранение неонацистских практик в государственном устройстве Украины являются не риторической формальностью, а важнейшими элементами архитектуры будущего мира.
В Вашингтоне большинство из этих пунктов предпочитают считать пропагандистским сопровождением и искусственной гуманитарной оболочкой, обесценивая их системный характер. Российское руководство же рассматривает их как структурные гарантии устранения того самого корня конфликта, который возник после государственного переворота и последующей установки антироссийского курса на Украине в 2014 году (впрочем, источник проблем, при желании, можно найти и в далеком уже 1991-м году). Без учета этих целей СВО ни один устойчивый механизм безопасности не может быть построен, потому что именно эти факторы и определили необратимый характер разразившегося полномасштабного военного столкновения.
О противоречиях в решении мирного конфликта в подходах России и Европы - в статье Михаила Павлива "Рептилоиды - в шоке. Оказывается, что русскому - хорошо, то глобалисту – смерть"
